Вечерело. Легкий тюль создавал эффект тумана за окном, золотая облупленная луна освещала комнату и два сплетенных на диване тела.
        - Мне так никогда раньше не нравилось. А ты вдруг сделал - и так здорово!
        - Да, я знаю.
    Андрей отхлебнул "Хаберса" и снова закурил.
        - Ты много пьешь кофе и куришь, - сказала Сучка.
        - А ты много …, - Андрей подумал секунду, и продолжил, - но говорят это полезно.
        - Да уж полезно! Когда ещё и муж, и друзья и работа!
        - Она ещё и учится, - сказал муж, заходя в комнату.
        - М-м-м, - промычал Андрей. - Понятно. Ну и сколько тебе стукнуло?
    Сучка промолчала. Муж улыбнулся и вышел за дверь. Андрей почувствовал себя на удивление уверено. Сучка была покорна и податлива. Она наклонилась к нему, он нежно её принял. Куда-то отъехал столик и посыпались на пол пустые бутылки "Хаберса", барабаня, как начинающийся дождь. Неторопливые ласки все более разгоняли кровь, провоцируя сокровенные поступки и слова.
        - Назови меня сукой, шлюхой, сволочью! - шептала Сучка, глядя в глаза Андрею.
    Непривычный к такому обращению, он старался не смотреть на неё.
        - Ну давай, давай, скажи же…
    Андрей затосковал и подумал о пачке сигарет на столике.
        - Я такая шлюха, сволочь! Какая же я сука… - шипела она.
        - Ты сука, - нерешительно согласился он.
        - Ты и сам порядочная сука, - ответила Сучка.
    Андрей покидал её поздно ночью. Ветер, что крепчал с самого утра, толкал его в спину, баэлевые полосы на полуночном небе внушали спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. "Есть многое ещё в этом мире…" - вспомнил он слова Зама, и задумался. Он и сам чувствовал, что есть, да вот только что? Нет, пожалуй, нет ничего, - подумал Андрей, и глубоко вдохнул прохлады ночного воздуха.

    Но покой и удовлетворение быстро прошли, сменившись обычной неуверенностью. Андрей сомневался в своих победах и в самом себе, изменчивом, как погода. В раздумьях, но без единой четкой мысли в голове, он добрел до станции "Пилата" на Кузанском вокзале. До встречи с "ненормальным" посыльным ещё оставалось полчаса, и он решил скоротать время в вокзальном кафе с ностальгической вывеской: "Друг Горацио". Кафе оказалось очень убогим и жалким, и было в нем нечто венерическое. Холодные позавчерашние блюда, не раз тронутые продавщицей, не привлекали Андрея и он взял стаканчик отвратительного кофе, потому что от "Хаберса" его уже слегка подташнивало. В углу кафе, за смежными столиками сидели две бандитские компании самого последнего разбора. За левым расположились трое молодых мужчин: один из них выглядел несчастным и больным, другой был беззаботен и красив, третий выделялся обычной преступной тыквой с короткой стрижкой. За правым - ужасные проститутки и сутенер в обнимку с наиболее привлекательной из них. Все они были очень пьяны, и тянулись друг к другу, как дети. В этих рожах Андрей вдруг разглядел столько человеческого, сколько не видел вот уже много лет.
        - Разливайте, разливайте, - торопил товарищей больной.
    Каждая новая рюмка магическим образом преображала его лик, превращая из обычного бандита в святого.
        - Молодой человек! - обратилась к нему полная девушка за соседним столиком. - А давайте выпьем? Если не брезгуете?
        - Отчего же брезгую? С прекрасной женщиной - с удовольствием, - ответил больной.
        - Тогда позвольте я к вам? - и девушка, легкомысленно задирая ноги над стульями, подошла к нему. - Надеюсь ваши друзья не против.
    Они чокнулись и выпили до дна.
        - А куда вы направляетесь, если не секрет? - спросила она.
        - Еду в госпиталь, умирать. А друзья провожают.
        - Бедный! Болеешь?
        - А разве по мне не видно?
    Девушка пристально вгляделась в мученические черты его лица и признала:
        - Видно. Ты на мощи похож… Я как-то в Посад ездила, прощения просить за свои блядки, так вот там мощи были - прямо вылитый ты.
        - Кстати, к разговору о религии: никак не могу понять, почему их называют мощами. Это скорее немощи. Выпьем за вас, - предложил он.
        - Хорошо, - пошатнувшись, согласилась она, - если только ваши друзья не брезгуют.

    Друзья безразлично повели плечами, продолжая жевать.
        - Впрочем, - сказала она, - что мной брезговать? Как сказано: не суди, и не судим будешь.
        - У меня по этому вопросу несколько иная позиция, - выпив, возразил больной, и от количества выпитого так опечалился, что стал напоминать Иисуса.
    Апостолы рядом с ним оторвались от еды и вопрошающе поглядели на девушку:
        - Ты чего, тварь!?
        - Ой, пойду пописаю! - девушка поставила стаканчик на стол и убежала.
        - Напрасно вы так. Не спешите кидать камни, - сказал больной апостолам. - Давайте выпьем все, и вы там за столом, ребята! В последний раз - ведь еду в госпиталь, умирать!
    За соседним столиком сутенер оторвался от проститутки и тоже встал. Его качало, но девушка внизу поддерживала хозяина, чем могла.
        - Давай выпьем! - он схватил пластмассовый стаканчик и сжал до трещин. - Выпьем за тебя! Чтобы ты вернулся, и тогда я учиню тебе такие ласки, хоть мы и незнакомы, что мало тебе не покажется!
    Он выпил и вдруг почернел, как грозовая туча. Темными глазами посмотрел он куда-то вглубь, и надо же - именно в этой самой глуби оказался Андрей.
        - А ты!? - страшно закричал он. - Ты что здесь делаешь, бродяга!?
    Андрей растерялся, и почему-то решил, что сейчас его будут бить. Он тихо извинился, встал и вышел из кафе. К счастью, никто не преследовал его. Вскоре готические развалины вокзала остались позади. "Почему бродяга?" - думал он, направляясь к станции метро. Его угнетало чувство несмываемого позора, которое наверняка было незнакомо этим бандитам.


        - Сучка, привет.
    Как всегда, неизвестно уж зачем, она была там, в зеленой вселенной Чата.
        - Привет, киска. Не терпится?
        - Да. Понимаешь… Есть многое в этом мире… Такого, что я и думать об этом не хочу. Давай лучше встретимся.
        - Нет.
        - Почему нет?
        - Потому что нет.
        - Я тебя обидел чем-нибудь?
        - Нет, ты просто странный какой-то. Ты внушаешь опасения. Это было ошибкой.
    Андрей вдруг рассвирепел. В правой части монитора вспыхнул розовый ник Лисы, трижды подмигнул и замер в ожидании собеседников. За долю секунды он убрал Сучку мышью, и пришел к Лисе, полон надежд и твердых намерений:
        - Привет.
        - Ой, извини, я убегаю. Потом поговорим.
        - Да ты только что пришла!
        - Пока-пока!!!

    Её ник тотчас погас. Оставалась бледно-зеленая Юзя со своими глупыми, но добрыми фразами. Разговор пошел легко, о любви и искусстве, но и житейская сторона, со всей своей обыденностью, не была оставлена в стороне. Никто из них не скучал. На фразе Андрея "а может быть нам…" внезапно отрубилась связь и зазвонил телефон.
        - Ты где, твою мать! - хрипло визжал Распорядитель. - Тебя все здесь ищут уже два часа! И дозвониться нельзя!
        - Так я же по поручению Зама был на Кузанском, там ждать пришлось… Долго, - только сейчас он понял, что так и не встретил посыльного.
        - Быстро сюда, - не слушал Распорядитель, - молокосос!
    Без сомнения, Юзька вернулась бы в Чат. Но Андрей не хотел рисковать и быстро надел все, что полагалось надеть. Угасая, телевизор все ещё светился большими буквами: "КНЛ - приходи к нам".
    Коллеги, Распорядитель и Степан, розовый, как майская луна, собрались в баре.
        - Ах, ты! - закричал Распорядитель, едва завидев Андрея. - И третья твоя разработка провалилась! Доигрался!
    Андрей взял "Хаберса" и сел на свободное место напротив Степана.
        - Вот как! - удивился он. - И кто же её не взял?
        - А ты догадайся? Кто твоя любимая, а?
        - Хроза опять? - спокойно спросил Андрей.
        - Набей ей рожу, советую, как друг, - сказал Степан, глотая триста граммов.
    Коллеги презрительно хмыкнули в его сторону.
        - Ну? - наклонился к Андрею Распорядитель. - Ну? Что делать будем?
     "Какой он старый, и лысый, и жалкий, как раздавленный апарыш, а из испуганных глаз сочиться вода", - подумал Андрей. Он не удивился бы, спустись сейчас Распорядитель на пол и уползи сороконожкой.
        - Да по фигу мне, - сказал Андрей. - Плевал я на эти разработки. Непонятно только, чего это Хроза взбесилась.

    Выходя из бара, он заметил в конце коридора знакомую женскую фигуру. Сверкнув на мгновение белым глазом, она скрылась за поворотом.
    Он побежал следом:
        - Лиса!!! Лиса!!!
    Но её уже нигде не было видно. Андрей судорожно порылся во всех своих рваных карманах, пока не нашел крышку от последнего "Хаберса". На внутренней стороне плотными рядами выступали баэлевые батлшипы алтарианцев.

    Андрей обдумывал свой проигрыш в удобном кресле в кабинете Зама. Здесь всегда стояли сумерки, комната светилась желтоватой осенью, отброшенной на стены единственной настольной лампой. Чьи-то разработки заполняли высокие стеллажи. То тут, то там сверкали огоньки телефонов, а в большой зеленоватой луже - телевизоре - опять шла реклама КНЛ.
    Зам перехватил взгляд Андрея и отложил перо в сторону.
        - Ты там был? - спросил он.
        - Нет, конечно! - почти с возмущением возразил Андрей.
        - Я о вокзале.
        - Ах да! Был, конечно. Но ваш ненормальный посыльный почему-то не пришел…
        - Он не наш. Скорее, ваш. Кстати, ты знаешь вторую, секретную аббревиатуру, Клиники Нормальных Людей?
        - Нет…
        - ИНН, - сложив руки замком, Зам подпер ими подбородок, губы и нос. - Институт Неонормальных Неолюдей.
        - И что это значит? - Андрей видел только блестящие глаза Зама, все остальное скрыли мощные волосатые кулаки.
        - Да то же самое… Ничего особенного, - Зам вдруг заскучал и снова схватил перо. - Короче, будешь делать две разработки в неделю. Не возьмут, смело вырывай язык.
        - Хорошо, - вставая, сказал Андрей. - А можно один вопрос.
        - Валяй.
        - А откуда вы знаете про ИНН?
        - Ха! Так я же лет двадцать работаю в ЯТВ, ещё бы мне не знать.
    Озадаченный Андрей поспешил к Степану, вечно пьяному знатоку Вселенной.
        - Степан, Степан!
    Кряхтя и рыча, тот медленно понял голову с клавиатуры. На его розовых щеках отпечатались вмятины кнопок.
        - ЯТВ? Я Тебя Вижу. Служба контроля за нравственным состоянием общества. Отлавливают таких, как ты - раздолбаев, плюющих на коллектив, и лечат потом в КНЛ. Эх, поубивал бы этих сволочей, - Степан зевнул и занялся поисками недопитой бутылки водки.

    В неприбранной комнате на "Уд Ставрогина" явно ощущался приход зимы. Серая пыль, как снег, плотным слоем укрывала грязный ковер, из всех щелей веяло холодом. Андрей пил утренний кофе и курил свою третью сигарету. По старой привычке он поставил диск с записью Миле Балайма, пятую симфонию: "Последнее поражение". Миле Балайма он знал уже много лет, но по-прежнему получал удовольствие от его тревожных и печальных композиций. Сегодня Андрей с необычайной силой проникся услышанной музыкой. Внезапная боль, отчаяние и прозрение по неизвестному поводу вдруг завладели им, и он заплакал от всей души. Была в этом состоянии какая-то прелесть, хотя и смешанная с чувством глубокой безысходности. Его грустному настрою помешал телефонный звонок.
        - Здорово! Как, нашел слова? - весело спросил Зам.
        - В смысле? Какие? - удивился Андрей, торопливо утирая слезы.
        - Ну как же, Дроныч! Хроза ждет от тебя разработку, тебе сегодня сдавать.
        - Так она согласилась взять! - обрадовался Андрей.
        - Да. Дописывай текст и пулей на работу. Жду, отбой. Только не выделывайся, пиши как все.
    Андрей залпом допил кофе и бросился к компьютеру. Он последовал совету Зама и, как все, написал разработку о пользе КНЛ.

    У входа, несмотря на мороз, мялись Исаак, Бартоломей и Хью.
        - Не рано ли, - с иронией спросили они подходящего Андрея.
        - Никогда не поздно, - не здороваясь, ответил Андрей.
        - Кому поздно, а кому и нет, - с намеком сказали они в спину уходящему Андрею.
    Его сразу вызвали к Заму. По пути Хроза улыбнулась ему нежно, но не совсем искренне.
        - Да? - спросил Зам.
        - Хм… Не знаю, - Андрея немного удивило такое начало разговора.
        - Надо быть уверенней. Разработки принес?
    Пока Зам читал разработки, Андрей мечтал о запахе хрозиной шубы.
        - Разработка - то, что надо, - наконец сказал Зам. - Только нужно побольше информационности. К нам новый парень пришел работать, отличный информационщик, но пишет тяжело. Потом познакомлю.
    Зам что-то зачеркнул в листках Андрея, что-то дописал и вернул их ему.
        - Отлично. Идет в следующем разе.
    Андрей вышел из кабинета радостный, с непроизвольной улыбкой на губах, и Хроза, решив, что губы для неё, улыбнулась в ответ.

    Новый коллега оказался молодым парнем, чуть старше Андрея. Длинный, кривой и уродливый, он, тем не менее, казался симпатичным и обаятельным.
        - Тарасий, - представился он, протягивая Андрею костлявую лапу.
        - Вяйнемяйнен.
        - Короче, ясно, ты - Дрюха. Меня можно Тарас.
        - Хорошо, Тарас.
        - Хорошо, Дрюха. Сигареты есть?
        - Только одна, но мужчинам я её не даю.
        - А, юмор? - Тарас лучезарно, так, что у Андрея в глазах зарябило, улыбнулся. - Тогда пойдем курить мои.

    Они подошли к Степану. Тарас со Степаном сразу о чем-то начали спорить. Как два сапога, они подходили друг другу, хотя внешне между ними не было ничего общего. Андрей не стал вникать в их затянувшийся и бессмысленный разговор, состоявший из сплошного вранья, и пошел в туалет. По пути он взял "Хаберса". Пока нужда справлялась, он откупорил бутылку и заглянул внутрь баэлевой крышки. Там какая-то фигура продиралась сквозь ураган и ливень в неизвестном направлении. Её очертания казались размытыми из-за непогоды, но большой рост и широкий шаг были хорошо различимы.
        - Первый раз такое, - сказал Андрей. - Баэлевый гость.

    Словно мотыльки, фонарь атаковали крупные снежинки. За пределами светового пятна начиналась непроглядная ночь. Тень от фонарного столба упиралась в разбитый гараж, вызывая у Андрея впечатление мистического совокупления (после общения в Чате ему повсюду мерещились совокупления). Он не знал, то ли такова эротическая специфика Чата, то ли ему просто не хватает секса. Стоило ему подключится к сети и вступить в разговор, как в каждой фразе он начинал подмечать известные намеки. Например, какая-нибудь девушка писала: "Привет. Чем занимаешься?" Вопрос он понимал, как предложение бросить все дела, которыми он сейчас занимается, и немедленно ехать к ней. В послании "я сегодня очень устала" он видел приглашение отдохнуть вместе, а если текст содержал слова "спать" или "надоело работать", то незнакомка казалась ему конченой шлюхой.

    Размышляя таким образом о своих взаимоотношениях с Чатом, он сидел за столом на кухне и смотрел на зимнюю улицу. По заснеженной тропе вдалеке, сквозь метель и тьму брел большой человек. Широко ступая, он боролся с ветром, который был очень силен. Преодолев сугробы и стаю собак, охраняющих гараж, человек встал под фонарем лицом к Андрею. Незнакомец явно смотрел в его окно, но разглядеть, кто это, было невозможно. Пришелец, постояв, скрылся в тени и стал что-то там делать. Понаблюдав за странным гостем, Андрей вновь углубился в Чат.
        - Лиса! Привет.
        - Привет.
        - Ну как, ты рассталась со своим придурком?
        - Нет, конечно, и он не придурок.
        - Как жалко. А я очень надеялся увидеться с тобой.
        - Встретиться всегда можно. Можно куда-нибудь сходить, только без продолжений, как в тот раз.
        - Хорошо бы. Но, боюсь, ничего не выйдет.
        - А чего так?
        - Я сильно обеднел в последнее время. Никуда не могу тебя пригласить: я беден, как последний в Риме, но отнюдь не первый в галльской деревушке.
        - Ну и ладно. Мы можем просто погулять.
        - Да, брось ты. Не гулять я с тобой хочу. Ты же знаешь.

    Это было начало долгого, ни к чему не ведущего разговора. В словах Лисы Андрей угадывал массу сексуальных намеков, но твердо решил больше не доверять своему воображению. Утром он отправился за сигаретами. Магазин был поблизости, прямо за фонарным столбом, который виднелся из его окна. Андрей перепрыгнул сугроб, наваленный за ночь, и очутился в том месте, где прежде лежала тень столба. По снегу проходила широкая, почти засыпанная надпись: "Чат - дорога в КНЛ. Берегись!" И подпись: "Эльф". Взволнованный Андрей вдруг ощутил себя участником какого-то тайного заговора. В подписи ему почудилось нечто нежно-эротическое, и он тотчас представил её владельца - совсем юную хрупкую девушку, чуть похожую на мальчика. Его понесло бы и дальше, но вдруг он вспомнил о своем зароке, и выбросил из головы всю эротику.
        - Какая глупость! - сердился он на себя, покупая сигареты. Молоденькая продавщица, протягивая пачку, случайно коснулась его руки. - Ого! Чего это она!?

    На работу он пошел в отличном расположении духа, слегка одурманенный бессонной ночью. С первым же шагом к нему присоединились новые системы землян, готовых к борьбе с проклятыми алтарианцами, и всю дорогу он провел, как в тумане, занятый тактическими расчетами.
    Тарас и Степан, бодрые и счастливые, как первый день весны, сидели на скамеечке, окруженной высокими сугробами. Они пили портвейн, и голубые снежинки падали в их стаканчики. Помимо снежинок голубыми были деревья, заиндевевшие дома, утренний туман, как паутина окутавший сплетения ветвей, и, конечно, сами пьющие. Местами картину портила белизна, поэтому пейзаж казался не оконченным.
        - Вы отлично нарисованы, голубые, - приветствовал Андрей.
        - Ты прав, отлично, - согласился Тарас. - Только мы не голубые.
        - Не уверен, - сказал Степан.
        - Как? - радостно удивился Тарас. - Я пью с геем уже два часа и лишь сейчас узнаю об этом?
        - По-моему, это я пью с геем, - Степан выпил, не чокаясь.
        - Это так интересно, - Тарас не слушал его, - я обожаю геев. Они гораздо тоньше и глубже натуральных мужланов, типа нас с тобой, Андрей. Так выпьем же за гомосексуалистов!
    Тарас встал и предложил подняться непьющему Андрею.
        - Пидорасы пьют стоя, - сказал Степан и выпил, не чокнувшись.
        - Пойдём выйдем? - тоже выпив, предложил Тарас.
        - Пойдем, сучонок.
    Они выбрались из сугробов и побрели по направлению к магазину.
        - Ведь и правда, картина-то не окончена, - заметил Тарас.
        - Просто художнику надоело. Видимо, Андрей оказался лишним на полотне, - согласился Степан.
    Они уходили все дальше, и их голоса стали неразличимы. Андрей постоял недолго, и зашел в Главное Здание. "Наверняка", - подумал он, - "едва я ушел, как художник сразу же вернулся к работе".

    Среди коллег царила страшная тревога. Основного вызвали в ЯТВ, и он до сих пор не вернулся на работу. По странному совпадению Зам тоже куда-то пропал. Исаак, Бартоломей и Хью стояли мрачные, потягивая неаккуратно подожженные сигареты. Распорядитель, бледный и постаревший, подошел к Андрею:
        - Слышал? Эх, что теперь будет?
        - Да ладно, фигня, - ответил Андрей.
        - Да! Тебе всегда наплевать! - тихо взорвался Распорядитель. - Ты грубый и циничный.
        - Пошел ты, - Андрей хотел выйти вон, но его задержала Главный Распорядитель.
        - Андрэ, а где же твои друзья? Наверное, пьют, как сволочи, в этот трудный момент?
     "Нет", - подумал Андрей, но смолчал, - "нет, в этот трудный момент они пьют портвейн за двадцать семь рублей, и им, вполне возможно, сейчас гораздо труднее, чем нам". В телевизоре на подоконнике проигрывалась новая реклама КНЛ: снег кружится вокруг фонаря и падает на лежащего у основания столба человека. Бутылки, шприцы, порно-журналы, разбросанные поблизости, а под конец и он сам исчезают под сугробом. Наезд камеры выхватывает из метели несколько крупных снежинок, и на каждой что-то написано. Неврастения, шизофрения, наркомания, апатия, депрессия, онанизм и многие другие факты биографии Андрея проплывают в экране. Появляется крупный план сугроба, из которого торчат запорошенное колено и часть окоченевшей кисти с тлеющей между пальцев сигаретой. Курган неизвестного героя пропадает, на его месте вспыхивают слова: "Приходи к нам. Ещё не поздно". Андрей с болью думает об увиденном, остро переживая личную трагедию главного героя. Почему-то ролики КНЛ всегда попадали в точку.
        - Чат - дорога в КНЛ, - вспомнил Андрей.
        - Что ты сказал? - резко обернулась и ощерилась Главный распорядитель. - Повтори!
    И все остальные тоже очень-очень напряглись, глядя на её черную гибкую фигуру, сжатую, словно для прыжка. Хроза подняла трубку телефона и стала набирать номер.

    Андрей бросился искать Степана и Тараса, но те будто исчезли, заметенные плотной стеной снега, сквозь которую не было видно ничего, даже неба. Голубой сменился белым, но уже побледневшим в наступающем вечере. Через метель и холод он мчался по дорогам города, пока "Уд Ставрогина" не встретил его родной, но измененной до неузнаваемости улицей. Несколько часов он провел на подоконнике, воя в душе на скрытую тучами луну и, в конце концов, лег спать.
    А утро было серым, как будто он снова запил. Андрей вылез из кровати и занялся приготовлением кофе. Но ни утренний полумрак, ни баэлевая дымка за окном, в которой по-прежнему водили хоровод снежинки, ни бодрящий напиток не могли вернуть ему расположение к миру и себе. Он вошел в Чат. Здесь собрались все. И Сучка, и Лиса, и Юзечка, и даже появилась какая-то Психо с неприличными данными в анкете.
        - Привет, Андрей, - писала она. - Мне никто ещё не говорил таких странных вещей.
    Андрей не помнил, чтобы он прежде встречал в сети Психо, но ответил:
        - И неудивительно. Я один такое мог сказать.
    Замигало сообщение Юзечки.
        - Привет-привет! Я так рада тебя видеть, Дрюшечка! Как живешь?
        - Хреновато. Пьянки, разврат, наркотики… Чат, опять же.
        - Что, КНЛ насмотрелся?
        - Ага. А ты как?
    Пока Юзечка соображала, Андрей переключился на Сучку.
        - Я соскучился. Очень хочу с тобой встретиться.
        - Я тоже соскучилась. По твоим губам, телу, шепоту, звериному взгляду, нежным объятиям и свирепому сексу. Я хочу опять прижиматься к тебе в полусне, чтобы мне стало уютно и тепло, как в детстве, а ты бы гладил мои плечи, спину и бедра… И хотя ты депрессивный псих с черной душой, от которого за километр прет негатив и мрак, я к тебе приеду.
        - А к тебе нельзя?
        - Нет. Муж против. Он очень хотел поучаствовать в прошлый раз, а ты не позволил. Но если ты готов, то можешь приехать.
        - О нет! Я не готов. Лучше ты ко мне.

    Сучка казалась Андрею взрослой и умной, - ему нравились такие женщины. С ними было проще его стеснительной душе. Как правило, они брали на себя все те условности, которые предваряют интимное сближение, или пропускали их вовсе.
        - Хай! - зажглось окно Лисы. - Ты где?
        - Идиотский вопрос. А ты?
        - Уже на работе. Я с парнем разошлась.
        - Ну так тогда может быть?
        - Не-а…
        - Почему?
        - Потому что ты очень быстрый. Я права?
        - В смысле?
        - Ну трахнешь ты меня. А что дальше? Тебе ещё что-нибудь нужно от меня?
     "Вот они, эти сложности", - подумал Андрей. Сучка знает, что ему ничего больше не нужно, кромке секса, и, тем не менее, довольна.
        - Слушай, - он обратился к Психо. - А давай встретимся?
        - Как так? Вдруг я жирная уродина в двести килограмм? Ты горько пожалеешь о встрече.
        - Ну, пришли фотографию. Я посмотрю и решу, насколько ты плоха.

    Психо оказалась хороша. Правда, на фотографии была только голова - на тонкой шее, растрепанная и с диким кошачьим взглядом. Истерика и безумие читались в этом взгляде, но Андрей не испугался.
        - Ты мне понравилась. Очень симпатичная, - написал он.
        - Ладно. Завтра на "Привет, Зигмунд" в девятнадцать ноль-ноль у бюста Ерофееву. Знаешь где это?
        - Еще бы. Там всегда собираются самые гнусные отбросы со всего города.
        - Ну и отлично. Учти, я обычно опаздываю, так что тебе придется подождать. Ок?
    Андрей со всеми попрощался. Потом вспомнил, что вечером должна приехать Сучка. Что ж, придется что-нибудь ей соврать. Он набил рюкзак, оделся и открыл дверь. Какая-то забытая вещь тревожила его, проявляясь в сознании исключительно своей забытостью, но не в качестве конкретного предмета. Уже на улице, подходя к метро, Андрей понял, что же такое он забыл. Он не послал Психо свою фотографию. Да она и не просила.

    Андрей приехал на "Привет, Зигмунд" в назначенное время. У бюста Ерофеева копошились бродяги и прочие заброшенные люди. Одни кого-то ждали, оглядывая водянистыми глазами прохожих, другие просто сидели или лежали на гранитном полу. У всех были глубоко порочные и в то же время по-детски невинные лица. Двое бродяг целовались.
    Прошло сорок минут. Психо не появлялась, и Андрей присел на выступ бюста Ерофеева, чтобы не так болела спина. Он старался принять необычную, какую-нибудь загадочную позу, и подобрать соответствующее случаю выражение лица, надеясь сразу привлечь внимание Психо. Но она все никак не шла, и он совсем неромантично развалился у подножия писателя. Пара бродяг по соседству продолжали целоваться, сопровождая ласки нежными словами о любви. Андрей невольно прислушался. Его удивило, что они говорили те же слова, что и обычные, нормальные люди. Она гладила его по заросшим, грязным щекам, играла пальцами с безобразными губами, что-то шутила, он ласково смотрел на её вздутое болезнью лицо, и ерошил редкие волосы.
        - Это любовь! - сказал Андрей вслух.
        - С первого взгляда? - спросила внезапно возникшая Психо. - Не верю. Но у меня так было. И не раз. Я влюблялась сразу, едва увидев человека.
        - Привет, - сказал он.
        - В ту же ночь я поехала к нему домой и осталась у него. Мы занимались любовью почти сутки, но он не любил меня. Он исчез и я не видела его целый год! Как я страдала!
        - Пойдем? - предложил Андрей, все ещё сидя на полу.
        - И вот он появился, внезапно позвонил и предложил встретиться. Я ждала этого целый год, представляешь? Так что у меня мало времени, в одиннадцать я должна уйти. Куда идем?
     "Никуда", - хотел ответить Андрей, ударить Психо по лицу, а потом долго бить головой о монумент, пока кровь и мозги не забрызгают освященный любовью гранит, но ничего этого не сделал.
        - Подымайся, давай! Здесь воняет страшно-о-о-о! - сказала она.
        - Посмотри, Психо, видишь этих двоих? Они, как бы тебе объяснить, они точно такие же как мы, ну, в плане любви. То же самое, видишь?
        - Ты больной. Это официальный Центр Полуприличных Людей. Они не могут быть как мы. Возможно, они не совсем-то и люди.
        - Да, но чувства у них такие же, они ведь могут…
        - Так, - прервала его Психо, - ты со мной или с этими, которые "тоже могут"?

    Андрей пошел вместе с ней и ни разу не оглянулся, только бы не злить Психо. Он предложил посетить тихий и спокойный по будням клуб "Шняга и Любовь". На входе их обыскали представители фейс-контроля, которые, судя по лицам, сами нуждались в тщательном фейс-контроле. В безлюдном темном зале витали дюжие охранники и стройные фигурки официанток. Деревянные лестницы уводили ввысь, где, скрытые колоннадами, смеялись и шумели какие-то неолюди.
        - Хотела бы я туда, - сказала с завистью Психо, глядя на колоннады.
        - А чего там?
        - Там, дружок, ребята с паспортами КНЛ, а то и ЯТВ!
        - А я бы не хотел. Ты чего будешь? - Андрей пододвинул к Психо меню.
        - Лаймовый коктейль с кусочками байды и листьями кокаина. И ещё фирменный коктейль "Шняга".
        - А мне чай, двойной кофе и "Хаберс" - но только с баэлевой крышкой!
        - Ты псих, - сказала Психо, - как можно пить все это вместе.
    Андрей не мог понять, чем он провинился, но первоначальное расположение Психо быстро испарилось. Официантка с каменным лицом, но огромной, затисканной, увы, другими грудью, принесла заказ. "Да", - думал Андрей, глядя ей вслед, - "не такими, как я!"
        - То, что ты псих я уже поняла. Но ты ещё и похотлив, - заметила Психо.
        - Да, я похотливый псих, - ответил Андрей.
    Психо пристально, большими круглыми глазами, в которых метались тревога и страх посмотрела на Андрея.
        - Все ясно, - сказала она, потягивая "Шнягу". - Ну, мне пора. Он меня ждет.

    Он проводил её до метро, недоумевая, почему она так холодна.
        - Жалко с тобой расставаться, - униженно пробормотал он.
    Психо поморщилась.
        - Позвони… Завтра. Да, завтра. У меня встреча с одним бывшим, а потом я могу с тобой. Пока.
    Она уехала на эскалаторе и ни разу не обернулась, чтобы помахать ему рукой. Андрей достал из кармана баэлевую крышку, которую стеснялся посмотреть при ней. Он разжал пальцы и увидел зеленое солнце Мохиша. Подождав недолго, чтобы не догнать случайно Психо, он вступил на эскалатор. Внизу его ждали они: смердящие, разлагающиеся, и пара влюбленных. Эти по-прежнему целовались и шептали. Кто-то улыбнулся Андрею, некоторые помахали руками, как хорошему знакомому.

    Он забыл ночью закрыть окно, и ветер снова, в который уже раз, ворвался и изнасиловал его. Андрей крепко спал, и почти ничего не почувствовал, кроме холода на коже, как будто по ней прошлись шершавым железным языком. На утро он обнаружил одеяло и простынь, запорошенные пятнами сине-белого инея. Боль, тревога и десятки убитых им во сне алтарианцев проснулись вместе с ним, и теперь не хотели уходить. Ни кофе, ни сигарета не смогли ему помочь, и он, как был - голый, уселся за компьютер.
        - Привет, - это была Юзечка.
        - Ага, - ответил Андрей.
        - Что-то ты грустный сегодня…
        - С чего ты взяла?
        - Знаешь, Дрюшечка, от грустных, депрессивных людей все отворачиваются. Потому что они прут негативом и очень скучны. Я тоже бросаю таких людей.
        - Ты на кого намекаешь?
        - А если на уме у несчастного одна похоть, то он вообще отвратителен.
        - Ты про меня? Жаль, а я хотел предложить тебе встречу. Правда, есть одна проблема…
        - Мы никогда не встретимся. Но все равно интересно - какая проблема?
        - Сегодня ночью меня изнасиловали.
        - Ужас какой! Ты шутишь?
    Андрей молчал.
        - Как это произошло?
        - Ну что, встретишься со мной?
        - Гм. Интересный способ надавить на жалость. Да ты сам насильник и подонок, каких мало!
        - Откуда тебе известно! Мы же не знакомы!!! "Милена, Милена", - встревожено думал он, - "Милена, твою мать!" И напечатал:
        - Милену знаешь?
    Ответ не последовал.

    Сучки в Чате не было. Андрей догадывался, что она обиделась на него за вчерашнее. Он даже не предупредил её, что хочет встретиться с другой. Она не стала бы ревновать, но он просто исчез, не сказав ни слова. Выключив компьютер, он стал собираться на работу. Обычный ритуал плюс плохие духи и почищенные ботинки завершили недолгие сборы.