|
Ноктюрн
Свет ущербной луны. Волны песка. Поступь гонца, двигающегося по условной, невидимой гадам тропе. Скупые огни оставленного кочевьем быта. Внутренняя Монголия. Не плагиат, но перекличка. Между болью и былью - почерк: когда ты наполняешь небо песней, каждая минута дорога, каждая секунда бесценна. - Ибо воздух уже пьют не глаза, но губы - касаясь немого горизонта и края души - утоляют голод пространства, тоску земли по языку, по речи, утверждающей жизнь. Да: мимо воли, мимо пыли - блуждающее эхо: Тутхе, Хутхе, Тенгри. Незримое движение, прозрачные стада. Я падал в тебя - ты пела. Знал ли я, уходя, что сам - мелодия, что ночь хвалилась мной, а не вечным мерцанием бесчисленных звезд? Ты ждешь своих сынов, Монголия, я - их древних голосов.
Между болью, и былью, и чем-то еще, чем-то таким неземным и запретным - льются напевы уставших кочевников. Одиноким эхом бьется о бумагу время. Ветер обрывает слова. Ты пробуешь смертоносный раствор, а небо, небо дышит.
Дальше.
| |
Миниатюры
|
|
Эссе |
Киноэтюды
|
|
Экстрим
|
|
Миниатюры
Дети с Б е з ы м я н н ы м играют в прятки. Играют в салки, играют в классики.
Дети любят касания, любят переводить точность движений в точность однозначных чисел, то есть - в цифры (классики).
Один, два, три, четыре...
Когда их спрашивают, чем вы заняты, они говорят:
- Мы играем в прятки, играем в салки, играем в классики.
Но они никогда никому не рассказывают о том, как в игре отвоевывают имена. Как укрощают Б е з ы м я н н о е. Как Б е з ы м я н н о е дарит им время. Время на игры, время на считалки, время на божественную чепуху
|
|
Эссе А двигаются и устраиваются те, кто вообще никаких теорий не знает. (Знают, очень хорошо знают.) Иногда они заказывают высоконравственные статьи о том, что кто-то должен сохранять культуру, кто-то должен сушить мухоморы.
|
Киноэтюды |
|
Экстрим
Ее любимая комната. Идеально квадратная. Матрац и люстра. Больше ничего. Окон нет. Стены. Стены - самое главное и самое страшное. Их слишком много, хотя всего четыре. Из газет, журналов, открыток, плакатов, календарей аккуратно вырезаны глаза. Стены и дверь - сверху донизу - оклеены черно-белыми, цветными, матовыми, глянцевыми, большими и маленькими глазами. Павильон для съемок, но никак не жилое помещение.
|
Гостевая книга
Комментарии: Душа моя! Зачем же ты с первой же миниатюры - да сразу про члены и мошонки? Неискушенному читателю это воспринять сложно. Люди думают, что ты - вроде Сорокина какого-то, что ли. Уж извини за такую неловкую критику, но право же, иные барышни сразу смущаются и больше не хотят |
|
Миниатюры
Дети с Б е з ы м я н н ы м играют в прятки. Играют в салки, играют в классики.
Дети любят касания, любят переводить точность движений в точность однозначных чисел, то есть - в цифры (классики).
Один, два, три, четыре...
|
|
Эссе |
Киноэтюды |
|
Экстрим
В текст ворвалась случайность, сумасшедший микроб, мутирующие клетки, ошибка, ткань, что выползает за пределы листа, исчезнувшие глаза, ничего не осталось, предательство, кровосмесительные заигрывания критики с поэзией, рынка с началом.
|
Гостевая книга
|
|
|
***
У горных цветов охранник эфир.
Сосуды сузились, зрачки расширились.
(Но чем выкупить кражу, когда здесь не знают ни золота, ни серебра?)
Темно и холодно, да?
Не обожгись, о ангел, о земной поцелуй.
Близко стрела, но мимо: бесшумно шумит кровь, привычно кружится голова, а ступням немного больно.
Ребенок, хрупкий, чуткий ребенок, учись у розы - колким быть, и - даже - срезанным.
(Не бойся: ангел тебя не настигнет: ему не нужно тепла.)
Дитя любви и верности, дитя нежности и борьбы, учись у розы - быть.
Даже в пустой бутылке.
|
***
Хотел опутать пташку сетью элегий, да вышло иначе: она сама охотилась на птицелова, сама плела паутины.
В черном нарыве, в бессильном нарыве душа зацепилась за слово. \А слово пылает в безликом эфире и не дается.\ Кто же кого перетянет? \Шум незримого прибоя, борьба, лунные тропы.\ Уста, уставшие от бессмысленных бормотаний, привычно убивают портвейн. \Хотел пташку поймать.\ Невыразимо сгущается ночь. В ловушке бьются, бьются и сверкают, играются и дразнят - звезды. Но все они - в хлам пьяные, глупые, до бесстыдства развязные. Птицелов закрывает глаза. Его уносят сны. Занавес.
|
***
В неуничтожимом - уничтожение человеков. В высоте небес - сатанинская усмешка. Если есть место внутри, значит пусто снаружи. Перед кем развернулась дорога, тому не до предпраздничных терзаний и не до слез и камланий. А храм твой известен и прост: хуй, глаза да сердце. Можно тысячу раз уйти, две тысячи раз отвернуться. Безотказная шлюшка моя, ты точь-в-точь бродяжья душа: где постелют - там и сладко, где молитва - там и Бог. Иди, ищи, смотри и пой. В неуничтожимом - торжество творца, в мимолетном - зависть и боль, в голосе - воля.
|
***
Литература и Магистраль - два антипода, две непримиримые соперницы, влекущие к опасному мерцанию инобытия. Влюбленный в Дорогу и в Книгу, что с того, что ты точно подмечаешь плывущие мимо костры, что с того, что квартира напоминает вагон? Кто не знает - где форма, где содержание: трасса ли рассекающая туриста, турист ли вмещающий путь. Слово неотделимо от места. Не оступись, не отступись. Остудись и - новой поступью - к огням горизонта. В доме настоящего шамана двери всегда настежь. У шамана своего пристанища нет. Вот и гадай теперь - кто...
|
***
В одинокую реку дважды не входят. А в мире поэзии по-прежнему без изменений: я видел вещь, ничего за себя не просящую; был у воды, впускающей и дважды, и трижды; знал подругу, даже в санитарные дни дающую, и жил под залогом у времени. В пути я выглядел лучше, чем казалось эстетам, но вернувшись - обжегся о поцелуи. Теперь лицо мое - в дорогой и питательной маске, уста сомкнуты, а взгляд - пуглив и резок: кругом вещи...
|
***
Осень, черная сводня, приметы твои тяжелы, но напрасны.
Листья дрожат. Торопятся гости.
Соблазн посвященности, страх посвящения, торжество непричастности. Да пропадай пропадом ум, когда шалит и зашкаливает ее колдовство: если можешь - иди, если хочешь - останься: дождь радость разбавит, водка - беду. Водка с дождем помогут.
Самым верным, самым точным почерком - без чернил, без касания - открой мне тайну дыхания, тайну воздушных, беззвучных, незримых признаний. Остальное я знаю, остальное так просто и глупо, что подобно осенним звездам, немного смущает.
|
***
Душа,- шар пустой и воздушный, наполняемый жаром желания, поддерживаемый музыкой моментально сгораемых слов,- учись физике у природы. Здание с нарушенными пропорциями, как бегун с аритмией, рухнет раньше других. Роман с неверной основой рассыпется в прах. Дым - за день до ненастья - стелется ниже к земле. Постигая красоту и строгость, берегись, душа, стрел зависти: цеппелин, прожженный ложью, не взлетит никогда.
|
***
Меня ошарашили гроздья рябины. Сверх меры сжатое слово раскололось на красное и все остальное. Слово рассыпалось на кружочки, квадратики, ромбы, параллелепипеды и разные разности. Ребенок играет листвою и ветками, играет в песке и песочнице, он строит дворцы и больницы и безмерно рассекает остатки асфальта и луж на брызги и крошево. Но является Поэт и возвращает слову его былые целостность и ценность. И нет больше ни ребенка, ни красной рябины, ни всего остального. Зима. Только черное и белое, и нет ни земли, ни небес.
|
Ноктюрн
Мерить время остатками сигарет и уметь ворожить. Но тебе никогда не узнать - чей поцелуй - предпоследний. Скакать ночной Москвой, спотыкаться о ларьки, вместо рук встречать бутылки и на несколько часов забыть заботы, забыть назойливых иуд. Сколько ни кричи - чужие люди не убьют. Сколько ни молчи - не прогонят. Им некуда гнать тебя: весь город твой, от салонов до кустов, весь город спит, весь город... Оставь ворожбу и смотри: хороших людей больше, чем кажется: никто из них не способен и поцелуя без любви отдать, никто из них...
Ты ушел от заката и встретил утренний свет. Что страшнее - скоро поймешь.
|
***
Лопнула кожа - родился цветок.
Не смущай меня - ничего не случилось зря.
Золотая черепаха, дух не имеющий веры, астральная сказка.
Господь тебя - мне посвятил.
Выжженный край, страна кочевников и шаманов, самовозникшая Монголия, вместившая мир, зачем семя мое заносишь песками, зачем насылаешь ветер и зной, когда время плясать, бить в бубен и безумно закатывать глаза в ожидании ответного грома?
В тревожном ознобе, с занозою слова в душе, я возвращаю тяжелое золото и ухожу восвояси. Отстань от меня, останься, замри. Горизонтального размаха твоего я найду предел.
|
***
В разрыве песни - перепуганный взгляд: мир - река, никуда не текущая, мир - песок, сам себя перетирающий, мир - руки, изредка касающиеся струн цитры, мир - ятаган, разрубающий безымянного Господа на врагов и друзей, на драгоценности и все остальное, мир - горловое пение, вместившее караваны, ночной кров, утреннюю разлуку и обещание Встречи.
Август 1998, дача.
|
Copyright © 2003 TengyStudio All rights reserved |
миниатюры 2003 МАРТ №3
|